А для этого нужно свою добычу холить, лелеять, как заботливый пастух своих баранов. Ну а то, что пастух время от времени забивает барана на мясо… Такова участь барана. От этого жизнь оставшихся не становится хуже — пастух следит за их здоровьем и состоянием, чтобы качество его мяса не упало.

Подобная тактика, на взгляд Вольтури, была выгоднее, так как добыча сама будет приходить на «их территорию», позволяя без труда кормиться. Даже можно будет организовать центры донорства, где люди будут давать свою кровь добровольно, получая за это деньги. Подобное сотрудничество было выгодно обеим сторонам. Тем более, что люди, проживающие на землях вампиров, в свою очередь послужат живым щитом для своих повелителей. В случае прибытия на земли Охотников и Паладинов, они не будут рады сдать своих повелителей, а сами встанут плечом к плечу на городских стенах, защищая Не-Мертвых Господ от разящего оружия Света.

А дальше план обоих ковенов практически не отличался — уничтожить Охотников и Паладинов. Только одни это хотели сделать с помощью рабов, подчиненных людей, а вторые с помощью слуг, тоже людей, но служащих добровольно. Такая вот шутка юмора.

Глава двадцать восьмая. Подготовка к завершению

Фейт задумчиво смотрела на ночной город. Холодный ветер обдувал её подтянутое тело. Девушка — женщина? — сейчас была облачена лишь в простые спортивные штаны, кроссовки-сникеры и простую серую майку. За спиной висел рюкзачок, плотно прижимавшийся к пояснице и так напоминающий парашютный. Машины. Внизу, на улицах ночного города, она видела машины. Мчащиеся по улицам, стоящие в пробках, а также степенно везущие своих пассажиров домой после тяжелого трудового дня. И всё это сливалось в единую картину желто-красных змей, простиравшихся вдоль ночных улиц. Свет фар — белый, желтый и красный — образовывал причудливый узор этой самой змеи.

Здесь, на вершине небоскреба, мир внизу казался крошечным. Таким… маленьким и вовсе не страшным. Нужно только сделать шаг… Фейт дернулась. Наваждение пропало. Зубы сжались.

Женщина — девушка? — любила приходить на крыши. Когда над её жизнью нависла смертельная угроза, она стала… много думать. Размышлять о сущем, о бытии… Как сказали бы многие — «ушла в себя». Иные бы сказали, что она занимается глупостями. Кто знает. Приходя на крышу, обдуваемая ночными ветрами, она могла уйти в себя. Полностью погрузиться в лабиринт сознания и бродить по нему, измышляя столько всего, что невозможно и сосчитать.

Иные скажут, что нужно научиться избавляться от мыслей. Скажут, что нужно не думать, поселить внутри тишину. Фейт не разделяла этого мнения. Такие люди не казались ей… умными. Одно дело на время избавиться от мыслей, когда это необходимо, но чтобы навсегда… Тогда человек превращался в исполнительную машину. По сути, терял дар мышления, падая на несколько уровней ниже. Именно мысли сделали людей людьми. Что-то Фейт не казалось, что Гении Прошлого, знаменитый Эйнштейн, не думали. Скорее, как раз наоборот…

Лабиринт мыслей и сегодня вел Фейт по своим коридорам. Сегодня в её жизни порвалась очередная струна. Был совершен ещё один шаг, преодолена одна ступень веревочного моста, повисшего над пропастью. Она знала, что до конца моста она не дойдёт. Знала, что одна из ступеней сгнившая и очередной шаг отправит её в полёт, что окончится неминуемой гибелью. Однако…. Одно дело знать, а другое — испытать на себе. Можно знать, что падать с парашютом первый раз — страшно. А можно испытать на себе, в пути отложив пару кило кирпичей, как заправский додо-дронт.

Мысли девушки — женщины? — перенеслись на несколько часов назад. Очередной вечер, очередной сеанс терапии. Только сегодня её врач — терапевт — был необычно молчалив. Она разделась и привычно легла в капсулу терапии. В её кожу впились сотни микроскопических игл, буквально проникающих в поры организма. Это было не то чтобы больно… скорее необычно. Затем она погрузилась в сон, пока её организм исправно очищался, а кровь наполнялась временными антителами. Ну, как она поняла — она вообще мало понимала в медицине.

Как ей объяснили ещё восемь лет назад, в её кровь вгоняли искусственные антитела, этаких т-киллеров, ботов, которые в течении всей своей жизни занимаются расщеплением в её крови того, что должно её убить. Проблема в том, что эти микроскопические роботы не могли работать долго. Они изнашивались. Технологии ещё не развились настолько, чтобы можно было ввести в кровь наноботов и забыть о болезнях. Роботы в организме проводили полную очистку крови, но их… гм… фильтры засорялись, переставали действовать. В общем, машины выходили из строя. Дальше было необходимо вывести их из организма. В противном случае, они перестанут функционировать окончательно и начнут скапливаться мертвыми телами в сосудах, тем самым образуя тромбы.

Стоит тромбу образоваться где не надо… это ещё пол беды! А если они закупорят вход в сердце? Она не знала, могли ли машины скопиться в таком количестве в каком-нибудь отсеке сердца, — они же микроскопические, их нужно очень много для этого — но фантазия уже давно нарисовала ей, как больно — а ещё глупо — будет умирать от того, что тебя же и лечило. Другого выхода у Фейт не было. Как и альтернативы. Не вводишь наноботов — кровь окончательно засоряется и умираешь.

Это было её единственное спасение. Впрочем, бессмысленное. Это было даже не лечение. Нельзя называть лечением симптоматическую терапию. Какой смысл в очищении крови от мусора, если источник мусора не найден?.. Если уж на то пошло… Девушка — нет, всё же женщина — была уже мертва. Ещё восемь лет назад. То, что происходило сейчас — не более, чем агония умирающего организма, пытающегося протянуть подольше. Попытка утопающего набрать последний глоток воздуха. Протянуть чуть подольше… чтобы что? Чтобы умереть позже. Хотя бы на несколько секунд.

К компании ботов, непрерывно циркулирующих в крови, присоединялась особая диета и чаи, которые несколько уменьшали уровень загрязнения, облегчая работу ботам. Вот только… это ведь тоже не лечение. А сегодня она узнала ещё кое-что.

Открыв глаза, она выбралась из капсулы и принялась одеваться. Врач, видевший голых пациентов каждый день, что-то тарабанил на клавиатуре, стоя перед своим рабочим столом. К женщине он был повернут спиной, однако Фейт не оставляло в покое странное молчание её эскулапа. Обычно он был более… дружелюбен.

— Док, что-то случилось? — наконец спросила она, когда вся одежда оказалась на ней.

Сухие пальцы старика, мелькавшие над клавиатурой, замерли. Женщина обратила внимание на то, что правая рука — единственная видимая конечность с её ракурса — врача мелко подрагивает.

Это о многом говорила опытнейшему ПВП-лидеру. Игры — не только развлечение, но и развитие некоторых навыков.

— Сколько? — совсем как в боевиках поинтересовалась Фейт.

— Что?.. — хрипло спросил он, поворачиваясь. Дрожащие руки скрылись за спиной врача.

Женщина поморщилась. Ну вот в боевиках всегда так — спрашивают «сколько» а им в ответ сразу целую инструкцию. Почему в жизни так не работает?

— Мне осталось. Сколько? — женщина поджала губы.

Глаза врача забегали. Он сглотнул.

Наконец Фейт не выдержала:

— Ну хватит. Мы оба понимаем, что я не жилец. Я живой труп уже как восемь лет. Мы оба знаем, что всё вот это, — она махнула рукой за спину, подразумевая капсулу, — обычное симптоматическое лечение.

Внутренняя девушка внутри Клаустрофобии хмыкнула:

«Это ж надо! Слова ещё умные какие-то помнит — «симптоматическое». Ну и ну!»

Мужчина опустил глаза и весь как-то сжался, тут же визуально уменьшившись в размерах. И это при том, что он был выше Фейт. Губы мелко дрожали. Только сейчас Клаустрофобия обратила внимание на то, как много прошло времени. Восемь лет назад это был ещё крепкий мужчина средних лет, сейчас же… Седые волосы кое-как прикрывали проплешины на голове, покрытые пигментными пятнами. Дряблая шея и целая горсть морщин на лице говорили о том, что перед ней уже не мужчина. Это был старик.