— Империи? — он нахмурился. — Какой империи?
Я хмыкнул.
— Гьялха. Она в стороне от Торгового Союза. Вы с ней не пересекаетесь никак.
Глаза солдата расширились:
— Ничего себе птичка к нам залетела… сдаётся мне ты ещё легко сдался! У вас же там поколение… какое кстати?
— На два выше вашего, — согласился я.
— Вот! Чего ж ты не защищал свою жизнь?
— А надо было? — я грустно усмехнулся, продолжая играть роль потерянного парня. — Я мог бы и поубивать вас. Да и… после ухода моей компаньонки, стало обидно. Я решил сдаться…
С каждым словом я делал всё более тихие и печальные интонации, вводя собеседника в своеобразный «транс», в котором он поверит каждому моему слову. Никакой это конечно не транс — просто внушение, что перед ним находится более слабый, чем есть на самом деле.
Так за разговором мы прилетели к тюрьме. Солнце уже поднялось над горизонтом, освеща кольцо тридцатиметровых бетонных стен с охранниками по периметру что внизу, что на самих стенах. Внутри — двенадцать секторов, отделенных такими же стенами друг от друга. В центре — огромный бункер для заключенных с подземными этажами, как я выяснил в процессе разговора. Да… трудно будет сбежать отсюда.
Сделав «круг почета», мы приземлились в одном из секторов со взлетной площадкой. Ещё два бота, сопровождавших нас, куда-то подевались. Меня вывели из вертолёта и два бойца с говорливым командиром отвели меня к металлическим толстенным дверям во внутрь, где сдали с рук на руки местной охране. Далее на меня одели ошейник, переодели в оранжевый тюремный комбинезон и спросили владею ли я какой-нибудь профессией и желаю ли работать, чтобы скостить срок.
Не долго размышляя, я ответил, что владею профессией техника-универсала, решив поскромничать на всякий-случай, и выразил готовность сотрудничать, чтобы сократить себе срок. Интересные у них здесь порядки, однако. Далее меня провели по внутренним коридорам, которые были забиты турелями, и завели в лифт. Мы спустились вниз, где с моих рук наконец сняли кандалы, и вытолкнули из лифта. Мы оказались в своеобразном колодце, в стенах которого были расположены этажи и клетки для заключенных. Всего четыре этажа. Заключенных было много. Очень много. В центре колодца возвышалась башня с небольшим бункером наверху — там находился дежурный, который контролировал заключенных. Бункер находился аккурат на уровне пятого этажа — то есть над последним имеющимся здесь. Интересно, сколько всего колодцев в этой тюрьме? Здесь находятся явно не все заключенные такой огромной тюрьмы.
Назвав номер моей клетки — тридцать шестой — солдафоны, что доставили меня сюда, развернулись и были таковы — ушли. Точнее уехали на лифте. Вокруг царила тишина. Все заключенные, даже те, что были в камерах, вышли поглазеть на новенького. Как себя вести тут? Главное не показать себя слабым… загнобят ведь. Что ж… я подожду их хода.
Обводя всех присутствующих прищуренным взглядом, оценивая возможности каждого, я отмечал в памяти наиболее сильных вероятных противников. Преимущественно бугаёв и худых мужиков с острым жестоким лицом. Отпетые головорезы. Были тут и вполне безобидные старики. С ними надо держать ухо востро — черт его знает за что они сюда попали. Явно не за просто так тут «отдыхают». За внешностью овечки может скрываться крокодил…
— Это ты убил сынка владельца планеты?! — проревел краснокожий великан, сиганув со второго этажа и с грохотом приземлившись на пол. Его комбинезон был спущен до пояса, демонстрируя внушительную мышечную массу. Все его тело покрывали багровые шрамы, образующие причудливый узор.
— Да, — ответил я спокойно. — Он попался мне под руку.
Подойдя вплотную, бугай наклонился ко мне — я был ему по грудь — и с этаким оскалом и издевкой в голосе поинтересовался:
— Чем докажешь?
Его голос пробрал меня до печенок. «Если он сочтет, что я соврал — закатает в бетон!» — пронеслась паническая мысль, а на смену ей пришла веселая ярость, зародившаяся где-то в глубине груди:
— Он похитил мою женщину и просил выкуп, — я сделал шаг в сторону и раскрыл руки, обводя присутствующих вглядом, словно желая обнять весь мир. Бугай заинтересованно наблюдал за мной. — Я взял наёмников и выловил его, после чего он был застрелен! — моё лицо озарила кровожадная улыбка.
Теперь между мной и бугаем было ровно два шага — достаточно для маневра.
И ведь я не соврал. Главное — я не сказал, что я его застрелил. Его застрелила Лайла, потому он «был застрелен». Не так ли? Посмотрим кто кого…
— Хм… хлипковат ты что-то, — почесал он подбородок. — Я — Кожа. Ты будешь в камере со мной — у нас как раз предыдущий «постоялец» помер. Прибили его в драке. Выёживался много, — он усмехнулся. — Как тебя звать?
Он положил мне огромную лапищу на плечо, заставив аж присесть немного.
— Я Трим.
— Ну так вот Трим, слушай сюда и запоминай — тут ты никто, но раз убил этого сукина сына, то ты наш парень. Все мы тут, — он обвел рукой стоящих у поручней людей и нелюдей, — пострадали от владельца этой дрянной планеты. Поэтому то, что ты грохнул его сына — нам в радость.
Я хотел было поинтересоваться, что тут можно делать, а что нельзя, но вовремя прикусил язык: Надо помалкивать. Просто помалкивать. Меньше скажу — может за умного сойду.
— Пошли, — он мотнул головой в сторону лестницы и сам направился к ней. Мы поднялись на второй круговой этаж, где и находилась тридцать шестая камера на троих разумных.
— Значит так. Твоя койка вот, — он положил лапищу на дальнюю кровать, расположенную напротив входа — как я говорил, я — Кожа…
Я превратился в слух, как губка впитывая всё, что может помочь мне здесь выжить и выбраться на волю.
Во-первых, здесь кормили три раза в день. Заключенные выстраивались в шеренгу и получали свою «пайку» из стены напротив лифта. Потом туда же относили мусор — разовые тарелки и ложки.
Во-вторых, беспорядки здесь были исключены. За этим следил диспетчер в башенке. В случае чего, он подавал сигнал на ошейники и заключенных жестко стегало болью, потому никаких беспорядков.
В-третьих, времени здесь не было, но, когда звучал сигнал отбоя, все должны были разбрестись по клеткам. Клетки запирались металлическими дверьми с вмонтированным бронестеклом, опускающимися сверху. Ночью снаружи зорко патрулировали дроны, в случае чего поднимая тревогу. Диспетчер тут же подавал сигнал на наши ошейники и опять «болевая процедура». В случае какого-либо препятствия действия ошейников, могли прилететь боевые дроны и открыть огонь на поражение. Так себе альтернатива боли. Кроме того, раз в день, по словам Кожи, желающих того заключенных, выводят на общественные работы, особенно если у тех есть какая-нибудь освоенная профессия мирного типа. Инженер там, техник… От этой процедуры можно отказаться, если нет желания, но работы сокращают срок отбывания здесь. Всё это я уже понял, когда меня спросили о профессии и желании работать, ну да ладно. Те, кто заключен здесь пожизненно, имеют шанс при «хорошем поведении» перевестись в более мягкий режим и поступить на службу в спец. подразделение армии или в рабство к какому-нибудь местному магнату. Тоже не очень хорошая альтернатива. На вопрос на какой период я заключен, я пожал плечами — мне не сказали.
Затем в камеру пришел третий «постоялец»: девушка-киборг с темно-синей кожей, покрытой высокотехнологичным черным узором, состоящим из прямых горизонтальных и вертикальных линий, образующих сетку по всему телу. От левого глаза и вверх, на затылок, шли металлические сегменты, вливавшиеся в широкую полосу металла точно по центру черепа. Бросив на меня взгляд, черных как смоль глаз без зрачка и радужки, она молча улеглась на свою койку — справа от входа.
— Это Герда, — кратко представил её Кожа, после чего, обращаясь к женщине: — Его зовут Трим.
Та не ответила, продолжая неподвижно лежать на спине и не моргая смотреть в потолок.
— Ну что Трим, я тебе рассказал, что тут да как, теперь ты расскажи что-нибудь. Хоть какое-то развлечение в этой дыре. Кто ты? Откуда?