Проснулся я глубокой ночью. На столько глубокой, что это было уже утро — четыре часа, середина пятого.

Элис мирно дрыхла рядом, закинув одну обнаженную ножку на прохладное одеяло, а заодно и на меня, на котором лежало сие одеяло, а вторую спрятав под оным. Белоснежное белье выгодно подчеркивало бёдра и попу. Чувствовал я себя прекрасно.

Потянувшись, аккуратно попытался выскользнуть из под ножки ненаглядной.

— Куда это мы собрались?.. — сонно промурлыкала девушка, разлепляя глаза.

— Куды ходят все по утрам — туды и собрались, — проворчал я. Не хотелось её будить, однако не вышло.

— А… Ну иди. Вернуться не забудь, спать дальше бу…м… — уже проваливаясь в сон пробормотала Элис.

Тепло улыбнувшись, я выскользнул из-под одеяла и шмыгнул в сторону ванной комнаты.

Совершив все «утренние дела», я прошел на кухню. Не включая свет, добрался до плиты, где стоял чайник с кипяченой водой. Налил в кружку. Усевшись за стол, отхлебнул немного. На ум пришли давно забытые слова:

«Ночь. Как же я люблю это время суток. Время, когда тебя никто не трогает. Ты никому не нужен. Только ты и твои мысли. В это время ты становишься их пленным. И нет ни единого выхода от них сбежать. В это время твои мечты и фантазии становятся ещё более… безумными. В тебе просыпается тот, кем ты никогда не будешь утром. Тот сумасшедший, который готов на все эти неистовые поступки, какими бы они ни были! В это время можно быть… другим собой…»

Я улыбнулся. Поднявшись, подошел к занавешанному окну и выглянул на улицу. Метало-пластиковые высотки «молчали» — не было включено ни единого лишнего огня, лишь изредка пробегали магистральные «Светляки» — так назывался ряд рыжих ламп, расположенный на почти каждой высотке — либо ребре, либо грани, в зависимости от формы. Раз в некий интервал времени они волной пробегали снизу-вверх, достигали вершины и таяли где-то там, в темной выси.

Ещё час, может полтора, и люди уже будут сонными куклами стоять на остановках, дожидаясь своих транспортников. Затем каких-то пару часов и люди заполонят улицы мегаполиса. Город живет по своим часам. Своим «биоритмам». Ему не важно, во сколько там встает солнце. С восходом солнца ты уже должен быть на работе. Городу не важно, на сколько ты выспался, либо устал. У тебя есть работа. Иди на нее.

Я покачал головой. Как хорошо, что мне на работу не надо. Ведь с некоторых пор я — писатель. И мои книги начали набирать популярность, покупаемые людьми. Да, доход пока небольшой, однако сам факт! Пусть пока я получаю… Ну, по сути, чуть больше прожиточного минимума, если чистыми деньгами, за вычетом налогов — а ведь были и они, да! Ничего, стоит мне дописать трилогию… Ведь уже сейчас я, освоившийся в писательстве, получаю с книг всё больший доход. И чем больше книг в цикле — тем больше прибыль.

Нет, за как таковой прибылью я не гнался. Это было лишь средством для того, чтобы нам с Лайлой однажды не пришлось искать работу. Да, она миллионер… но ведь и миллионы однажды кончаются. А если быть честынм — мне было стыдно сидеть на ее шее. Теперь я смогу содержать нашу семью самостоятельно. Начну не только тратить, но и приносить доход в семью. И пусть ей всё равно… Я знаю — она поймёт моё стремление. И поддержит.

Я улыбнулся и ещё раз отхлебнул из кружки. Вернее попытался — емкость была уже пуста.

«Да как так-то… Опять в мысли ушел и не заметил нифига!»

Покачав головой, я сполоснул свою «семисотку» и прошел в комнату. Элис, видимо почувствовав свободу, вольготно развалилась на кровати, обняв прохладное одеяло руками и ногами. Попа в белых трусиках вольготно наслаждалась ночной прохладой в квартире. Я сдержался, чтобы не шлепнуть по аппетитным ягодичкам.

Пора спать. Завтра будет долгий день.

Уже засыпая, я напомнил себе:

«Нужно не забыть позвонить в «нейросеть». Пусть разбир…тся…»

Следующее пробуждение произошло уже ближе к полудню — в одиннадцать утра.

Потянувшись, я сел в постели. Глаза после сна ещё слипались. И пусть сон уже отошел, однако некое чувство «привычки», тянуло обратно, к прерванному занятию!

Я помассировал лицо ладонями.

— Уф-ф-ф… — выдохнул. Ненавижу пробуждаться так. Лицо не то чтобы опухшее, но ощущает себя не самым лучшим образом. Ночью просыпаться гораздо приятнее!

Поморщившись, я кое-как выполз из постели и поплелся на кухню — хотелось пить. Лайлы нигде не было.

Впрочем, девушка обнаружилась быстро — на той самой кухне. Заваривала чай.

— О! Ты уже проснулся! Я как раз чайник вскипятила!

— Давно встала? — я улыбнулся, присаживаясь за столик, размещенный по центру кухоньки.

— Минут пять назад, — вернула она улыбку. — Чай? Кофе?

— Чай.

Через пару минут я с удовольствием отхлебнул черный чай. Без сахара. Без молока. Без всего. Это был настоящий (!) чай. Я в принципе не любил добавлять в чай что-либо. В кофе — да. Ибо он таки горький. Через чур горький. А вот чай… Сахар, да и любая другая добавка, крал вкус чая. Менял его. Сам по себе чай не был горьким — если не делать из него а-ля «чифир», крепкую заварку, дубящую десна и сушащую полость рта. Он был… Нормальным! Каждый оттенок чая дополнял палитру ощущений. Самое главное в этом — пить чай горячим. Холодный он уже не такой. Хотя тоже пить можно. В жару особенно. Впрочем, жара не останавливала меня от горячего чая. Слишком он… вкусный. Это нужно прочувствовать, чтобы понять!

Допив чай в блаженной тишине, наполненной задумчивым изучением растрепанных лиц и причесок друг друга, мы принялись за дела.

Во-первых, необходимо позвонить техникам «Нейросети». Мне вчерашнее не понравилось. Я прекрасно помню, что со мной произошло когда-то очень давно. Не хотелось бы ещё раз «лечь в кому».

Короткий звонок по десятизначному номеру — код города и семь цифр номера телефона — быстрый разговор с оператором и вот уже создана заявка на плановый техосмотр вирткапсул.

Сумма была озвучена сразу — тысяча кредитов. Валюта такая — кредит. При стоимости пищевого картриджа в десять кредитов, это было… много. Один пищевой картридж позволял синтезировать десять средних порций сбалансированного питания. В какой-то мере полезно, но очень не вкусно — скорее безвкусно. Потому люди по старинке приобретали выращенные в ботанических садах городов — особенно так называемых «плантационных городов» — овощи и фрукты. Это всё-таки вкуснее! В месяц минимальная зарплата составляла семь тысяч кредитов. Не много, при том, что где-то тысяча кредитов уходила на оплату счетов. В нашем случае — девятьсот девяносто три кредита. Остальное — предметы удобства, транспорт, пища… Благо электричество нынче было дешевым — не то что веке в двадцать первом, так и оставшимся в истории, как «пластиковый век».

Пусть электричество нынче не было совсем уж дармовым, но платить за него нужно было меньше. Хотя, как сказать… не знаю, сколько это стоило бы по более «древним» меркам. Хоть бы и по меркам двадцать первого века!

А вот натуральные продукты, в противовес пищевым картриджам, стоили дорого. Нет, ну если брать картриджами — выходило дешево. Десять кредитов стоил один картридж для синтезатора, а на месяц требовалось порядка пятнадцати картриджей на одного человека… В кредитах это выходило в двести-триста единиц. Это если самых простых, конечно. Если разные вкусы, либо брать что подороже, то выходило в пятьсот кредитов на месяц на человека.

Нормальные люди брали натур-продукты. И вот тут была иная загвоздка. Ибо в месяц натур-продукты стоили раз в пять дороже. Итого выходило где-то на две с половиной-три тысячи. На человека. А мы с Лайлой жили вдвоем. Получалось аккурат пять-шесть тысяч «в трубу». Плюс тысяча за коммуналку, если округлять. Жуть какая. Питаться картриджами я всё равно не собирался — нафиг их.

Техники приехали довольно споро. Уже к часу дня в дверь раздался звонок. Бригада ремонтников прибыла в стандартном составе: два человека и один робот.

Люди были облачены в обезличенные одежды «Нейросети»: